Будь на волне! Будь с нами!

Интеллектуальная эмпатия

Положительные герои, шагнувшие из безупречного классицизма, нечасто становятся любимцами читателей: слишком уж они неправдоподобны в своей идеальности. Кто помнит, кем был этот благородный Милон? Зато трикстер Хлестаков вполне на слуху.

Нас куда больше привлекает остроумное зло, интеллектуальное декадентство, ироничный цинизм: равнодушный, скучающий Печорин заставляет окружающих страдать, Раскольников, эгоистичный убийца, прикрывает преступление псевдоидеей — однако и тот, и другой остаются в числе любимых героев по сей день.

Однако по мнению философа Р. Пола, эгоизм и критическое мышление — вещи несовместимые. Более того, критическое мышление не может существовать вне нравственности и гражданственности. В исследовании «Критическое мышление: как подготовить студентов к жизни в быстроменяющемся мире?», опубликованном в 1995 году, Пол показал, что эти категории взаимосвязаны и развиваются только при наличии интеллектуальных добродетелей, например:

• интеллектуальной эмпатии — умении понять позицию другого человека, встав на его место;

• интеллектуальной смелости — готовности рассмотреть все точки зрения, включая те, что отвергаются обществом, воспринимаются как нелепые и смешные и т. д.;

• интеллектуальной справедливости — способности объективно оценивать все точки зрения, независимо от испытываемых симпатий / антипатий к тем, кто их высказывает;

• интеллектуального смирения — принятии того, что у человеческого знания есть предел, а значит, как бы мы ни были образованы, мы можем ошибаться или не знать чего-либо.

Я знаю то, что я ничего не знаю

Этим изречением, которое приписывают Сократу, можно объяснить интеллектуальное смирение: знание ограничено, и мы не можем знать всего; более того, чем больше мы погружаемся в материал, тем больше у нас появляется вопросов, на которые либо сложно дать однозначный ответ, либо невозможно ответить вовсе.

Интеллектуальное смирение не живёт обособленно от остальных добродетелей: чтобы осознать пределы нашего знания, нам нужно быть интеллектуальным смельчаком, дерзко смотрящим в лицо своим предрассудкам и принимающим возможность своего незнания.  

Чтобы признаться себе в предрассудках, мы должны уметь пропускать через себя те точки зрения, которые враждебны нашим, то есть быть интеллектуальными эмпатами.  

По сути, взращивание любой из интеллектуальных добродетелей — процесс насилия над собой и перманентное отвержение всего того, что мы успели накопить в себе в виде эмоциональных оценок, стереотипов и других способов облегчить интеллектуальную жизнь.

Человек — существо социальное и эгоистичное; мы предпочитаем оправдывать себя и тех, кто нам нравится: у каждого из нас есть врождённая склонность к двойным стандартам, позволяющая идти к конкретным, «земным» целям, а не топтаться на месте, размышляя над правильностью выбранного пути.

Речь идёт о том, что З. Фрейд назвал «защитными механизмами»: не желая сталкиваться с неудобной истиной, мы так или иначе искажаем информацию, которая представляет опасность для нашего сознания. Это позволяет нам уютно обосноваться в зоне интеллектуальной комфортности и одновременно препятствует развитию интеллектуальных добродетелей.  

Как это работает? Например, вы — сотрудник рекламного агентства, и ваш новый клиент — компания, известная отвратительным отношением к своим работникам: отзывы об этой конторе пестрят жалобами о постоянных махинациях с зарплатой и ужасных условиях труда.

Вам неприятно работать над этим проектом, но отказаться от него равносильно умерщвлению своей карьеры. Чтобы не мучиться совестью, можно пойти на сделку с ней: убедить себя, что если не вы, то кто-нибудь другой всё равно займётся пиаром фирмы, так что смысла играть в праведника нет никакого — это просто бизнес, это просто деньги. Так работает механизм рационализации, с помощью которого мы убеждаем себя, что наш выбор разумен и, значит, правилен.  

Лишённые интеллектуальных добродетелей, и, следовательно, сильного критического мышления, мы попадаем в капкан антиинтеллектуальных пороков. Они успокаивают нашу совесть, но у спящей совести есть свой недостаток: появляется неплохая возможность для манипуляции нашим сознанием — начиная от маркетинговых уловок и заканчивая политической пропагандой.

Может ли высокообразованный человек избежать ловушек, расставленных для слабого критического мышления? Совсем необязательно: сегодня в школе учат усваивать большое количество обрывочных знаний вместо того, чтобы учить размышлять.

Мы загружаем в ученика готовый материал, он послушно возвращает его правильными ответами на экзамене. В этих ответах — формулы, теоремы и умные суждения учёных, но нет одного — самого ребёнка, его мнения и позиции.

Поверхностное знание приводит к тому, что мы можем назвать с десяток дисциплин, которые мы изучаем, но нам сложно будет сказать, что же именно мы знаем, кроме случайной информации, отложившейся в памяти.

Например, все зазубрили, что кофе — только он, но многие ли смогут ответить, чем обеспечивается такая категоричность? И почему ошибиться в том, что кофе — мужского рода — это преступление без права на амнистию, а, скажем, поставить ударение на первый слог в слове «фетиш» (да, орфографически верно именно фетиш) — всего лишь невинная шалость? Не потому ли, что французское словечко не удостоилось чести стать героем рекламы в отличие от бодрящего напитка?

Мы привыкли решать задачи по образцу, и когда мы сталкиваемся с ситуациями, которые не поддаются решению по привычному алгоритму, мы попадаем в тупик. Тотальная свобода решений и множество вариантов ответа — это страшно. Нам нужна монополия на истину, и мы многое отдадим за иллюзию если не обладать, то хотя бы к ней прикоснуться.

Гусев Юрий. Брехт "Обыватели"

Математик Алан Шёнфилд указывает на любопытную особенность: математические задачи решаются на раз-два, если обращать внимание на грамматику предложений. Так, в задачах, в которых используется действие со значением «отдавать» (left) — «у мальчика было три яблока, одно он передал девочке», — необходимо произвести вычитание, чтобы получить правильный ответ.

Схема действительно работает, другое дело, что чрезмерная алгоритмизация иногда доводит до абсурда: стоило только увидеть в тексте знакомое left, ученики тут же бросались производить вычитание, даже если речь шла всего лишь о Мистере Лефте…

Так возможно ли развивать критическое мышление в рамках современного образования? Р. Пол утверждает, что для этого необходимо не расширять, а углублять знание: пусть у нас будет меньше дисциплин, но больше времени для изучения действительно сложных и неоднозначных разделов.  

Критическое мышление, нравственность и гражданственность

Поверхностное знание рождает высокомерие: большое количество случайных знаний создаёт иллюзию всезнайства. Интеллектуальное высокомерие противоречит интеллектуальному смирению: мы не можем знать всего — мы лишь изображаем всезнайство, которое, по нашему мнению, возвышает нас над другими.  

Поэтому все снобы, по мнению Пола, обладают слабым критическим мышлением, равно как и люди, утверждающие, что нравственность не может волновать истинных интеллектуалов, потому как интеллект должен возвышаться над относительными категориями добра и зла.

Но нравственность — это не свод заставших норм; нравственность — это способность решать сложные моральные задачи, не апеллируя к готовой истине морали, а, если угодно, творчески подходя к этическим проблемам.

То же справедливо в отношении гражданской позиции: «аполитичный» интеллектуал, не желающий брать на себя социальную ответственность, идёт по самому лёгкому пути. Гражданственность, по мнению Пола, — это выбор сильного критического мышления, так как она развивается в рамках всё тех же интеллектуальных добродетелей, которые усложняют нашу размеренную жизнь.

Так, например, истинная гражданственность требует интеллектуальной эмпатии: человек, не умеющий встать на место своих идеологических противников, не сможет справедливо оценить их точку зрения. Гораздо проще, стоя по разные стороны баррикад, снова и снова выяснять, кто же на этот раз не прав в интернете. 

С другой стороны, нравственный человек с гражданской позицией — это не просто милый добряк, доподлинно знающий, что такое хорошо, а что такое плохо. Добродушные люди, не обладающие способностью критически мыслить, точно так же отказываются брать ответственность за нравственный выбор, перекладывая его на плечи вековой морали, религиозных догматов, ярких политических восклицаний, в конце концов, маминых «можно» и «нельзя», передающих привет из далёкого детства.

Подлинная нравственность обладает интеллектуальной природой, позволяющей отделять то, что действительно этично, от того, что просто социально одобряемо.  

Нравственный выбор не тождественен удовлетворённому спокойствию — это постоянный дискомфорт, вечный вопрос, висящий дамокловым мечом.

Moral Sense Test, разработанный американским эволюционным биологом Марком Хаузером, предлагает задуматься над несколькими морально-этическими задачами. Эти задачи не нуждаются в ответах: достаточно присвоить им градацию от «приемлемо» до «недопустимо». Вопрос у каждой один и тот же — «следует ли это делать»:

• Вы работаете официантом. Во время смены вы случайно услышали, как один из посетителей, инфицированный ВИЧ, говорит, что у него есть всего 48 часов, прежде чем он отправится за решётку. За это время он собирается заразить как можно больше людей. Вы знаете его достаточно хорошо, чтобы понять, что он точно исполнит задуманное. Также вы знаете, что у него сильная аллергия на мак: если он съест хотя бы зёрнышко, у него случится припадок и его госпитализируют как минимум на два дня.

• Вы, ваш муж и четверо детей, возвращаясь из похода, решаете остановиться на ночлег. Вы разбиваете лагерь и, как выяснится в дальнейшем, прямиком на кладбище местного племени. Лидер племени говорит, что, согласно обычаям, ваша семья в наказание должна быть убита. Однако этого можно избежать, если вы убъёте своего старшего сына.

• Вы — лидер экспедиции, застрявшей в пустыне. Среди участников — семья из шести человек, страдающая генетически обусловленным авитаминозом. В почках человека содержится большое количество необходимого витамина, поэтому единственный способ избавить людей от смерти — изъять почку у здорового участника экспедиции. Этот человек, естественно, не поддерживает ваших намерений, однако у вас есть возможность их исполнить.

Интересно, что большинство людей, решающих эти задачи, отвечают, что пожертвовать одним человеком ради нескольких вполне приемлемо: так оправдывает убийство утилитаризм, допускающий этичность одной смерти в том случае, если она спасёт несколько жизней. Но иногда во время теста включается иной механизм — отрицательная эмоциональная реакция, говорящая о нежелании решать нерешаемые проблемы: убивать неприемлемо в любом случае.

Правильно ли участвовать в свержении тоталитарного режима чужого государства? Этично ли оказывать материальную помощь смертельно больным людям, продлевая их пытки, в то время как другому больному тех же денег хватит на операцию, которая действительно его спасёт? Можно ли следовать своим интересам, не нарушая интересы окружающих?

И существуют ещё тонны и океаны сложных вопросов, с которыми нам приходится сталкиваться ежедневно. Грубая сила и абстрактная доброта — плохие помощники в решении этих проблем, чего не скажешь о сильном критическом мышлении. опубликовано econet.ru

Автор: Анастасия Коврижкина