Осенним днем, который не отличался ни солнцем, ни теплом, шли по разным сторонам улицы двое – он и она. Он шел и думал о том, как холодно (хотя был тепло одет), какой неприятный ветер дует ему в лицо, какое всё серое вокруг и как это всё противно, одинаково из года в год, и как оно ему всё надоело… Она шла и дышала прозрачным осенним воздухом, радуясь ощущению мягкости свитера, иногда ощущая холодок, пробегающий по лицу свежестью и создавая впечатление чистоты и чего-то нового, что несет с собой этот ветер. Её радовали краски осени, в которых на фоне серого неба особенно отчетливо мелькали яркие листья деревьев, поднятые ветром и создавшие красно-желто-оранжевый хоровод… Когда-то давно они одинаково верили в то, что мир полон чудес и тайн, но потом «кто-то хитрый и большой» (и, наверное, очень обиженный и недовольный) начал рассказывать каждому из них, что всё это – ерунда, а палочки, из которых можно было выстроить всё, что угодно – это не всё, а просто палочки, и они "должны быть попендикулярны".Тогда он так напугался (ведь тот большой был такой хитрый, а он такой пугливый), что отказался верить себе и начал верить тому, что ему говорили. Она тоже сначала испугалась и над ней даже жестоко смеялись, но она решила, что не будет никому рассказывать, что палочки (и фигуры из них) могут быть разными, и подумала: Да, пусть они будут попендикулярны там, где учит этот большой, а во всем остальном мире будет так, как его вижу я. И продолжала верить себе. И чем дальше они росли и смотрели вокруг, тем больше он видел во всем то «попендикулярные», то параллельные палочки – в травинках, растущих на земле, в деревьях, стоящих в глубине двора, и особенно в турнике, на котором можно было кувыркаться и создавать разные фигуры из своего тела. Однако, для него жизнь превратилась в палочки, которые редко пересекались, или замкнутые круги, из которых нет выхода.Она продолжала видеть всё так, как мог открыть мир человеку, желающему видеть, если он верит. И трава с деревьями не превращались для неё в палочки, а круги размыкались и становились прямыми тогда, когда она вставала на край замкнутого круга и начинала по нему идти.Обоим были знакомы ноты, но он слышал за нотами только звуки, а она – музыку. Чем сложнее становилась мелодия, тем быстрее для него эта мелодия превращалась в непонятную какофонию. Её же многоголосое звучание мелодий приводило в неизменный восторг, потому что слышала она не только ушами, а всем телом и душой. Она читала про Робинзона Крузо и двух капитанов, о путешествиях, любви и дружбе. Он считал палочки, записывал цифры в блокнотик и недоверчиво смотрел по сторонам, ожидая и очень боясь подвоха… Так и вышло, что шли они по разным сторонам одной улицы одним и тем же осенним днем и каждый из них видел лишь то, что научился видеть и чувствовать. Они могли бы даже идти по одной стороне улицы, но из-за того, что видели по-разному, не смогли пойти бы вместе далеко. Я знаю истории тех, кто пытался. У тех, кто не захотел изменить своего видения в сторону его расширения, ничего не сложилось с теми, кто очень хотел бы донести до невидящего всю красоту и ширь окружающего мира. Почему не сложилось? Потому, что каждый может видеть мир настолько, насколько он может видеть (пока не поверит в иное). Однако, чем меньше кто-то видит, тем больше уверен, что так же, как он, видят все остальные. Ибо, как может быть иначе, ведь «палочки должны быть попендикулярны»?! Понимаете, ДОЛЖНЫ. А те, кто видит совсем по-другому, знают, что не должны. Они просто могут. И не хотят быть должными.Так и шли они – каждый своей дорогой. Он в каждом знаке из окружающего мира видел лишь что-то давно знакомое и, что важно, понятное и не пугающее. И думал – не будет тут ничего нового и никак иначе не будет в этой жизни. Может быть иначе – знала она, как минимум, на своём опыте. Поэтому до сей поры ходит другими дорогами, а когда читает другие книги, то находит в них вот такое:«Есть вещи, которые надо прежде видеть, чем в них верить; и есть другие, в которые надо прежде верить, чтобы их видеть.» (Пьер Буаст)
А ЧТО ВЫ ДУМАЕТЕ ОБ ЭТОМ?