Год назад ушла из жизни режиссер Кира Муратова. Ее фильмы стали классикой умного кино. Она не отрицала, что ее творчество — не для всех. Муратова говорила: «Я тешу себя надеждой, что буду нравиться немногим, но всегда».
Кира Муратова последние годы не давала интервью, не снимала фильмы и лишь изредка выражала свое мнение. Она ушла из жизни на 84-м году после тяжелой болезни.
Ее называли честным и сложным режиссером. Фильмы Муратовой стали классикой умного кино. А сама режиссер никогда и не скрывала, что ее творчество — не для всех. Она говорила: «Я тешу себя надеждой, что буду нравиться немногим, но всегда».
Принято было считать, что она крайне сложна в общении. Однако люди, знавшие ее много лет, это категорически отрицали, утверждая, что Кира Георгиевна была исключительно позитивным и контактным человеком.
Всего Муратова сняла 20 фильмов — авангардных, артхаусных, порой неоднозначных. «Короткие встречи», «Долгие проводы», «Астенический синдром», «Настройщик», «Мелодия для шарманки», «Вечное возвращение» навсегда вошли в историю мирового кинематографа.
У нее снимались Владимир Высоцкий, Богдан Ступка, Нина Русланова, Олег Табаков, и другие. Кстати, именно Муратова открыла как актрису Ренату Литвинову.
Муратова отличилась не только необычными, вдумчивыми кинолентами, но и не менее глубокими размышлениями. Мы собрали выдержки из ее интервью разных периодов. Вы можете думать, соглашаться. Можете спорить. Но абсолютно точно ее слова не оставляют равнодушными никого.
«Живые люди – это очень опасно… Я всегда говорю, что хочу их всех загнать в пленку! После этого они могут делать все, что угодно: пить, болеть, умереть. Они уже существуют, они уже мои, и не только мои».
«Мне не надо, чтобы про меня снимали документальное кино. Дневники и все, что когда-то писала, хочу сжечь, уничтожить. И пепел мой развейте, раздуйте и на помойку меня выбросьте, отдайте в зоопарк на съедение зверям. Хочу, чтобы от меня остались только фильмы — и все».
«Мне чрезвычайно нравятся те, кто как-то не вписывается в мир, всякие оригиналы и добрые нонконформисты. Со злыми чудаками мне скучно. Но когда говорят, что я не люблю людей, мне это непонятно. Я не кошка и не Господь Бог, чтобы любить людей вообще. Чтобы так их любить, надо быть либо сверху, либо снизу, а я – рядом».
«Я не люблю и не идеализирую сильные натуры, победителей. То есть Наполеон для меня — ничто, просто пустое место, неинтересный характер. Так же агрессивность в человеке — мне это неинтересно. Я вообще толстовского склада человек».
«Зло, я говорю всегда, вплетено в узор ковра. Вы хотите убрать зло — выньте эту нитку, и весь ковер распадется. Это невозможно, это вот так, это дано».
«Искусство существует для того, чтобы все-таки правду… скрыть. Правда… В основном она смертельна, понимаете? Она ужасна, она мучительна. Мы хотим увидеть ее или увериться, что мы ее увидели. Но видеть ее – это значит умереть. Правды нет, потому что она ужасна. Многие об этом говорили. «Слезинка ребеночка» у Достоевского и т.д.»
«Насчет мировой славы я сразу же хочу сказать, что в любой стране мира найдется, наверное, несколько человек, которые любят мое кино и понимают его. Им это очень нравится, а остальные плачут там, где я смеюсь, и непонятно отчего злятся».
«Мои фильмы — это мои линии лица, мои страсти, мои страхи».
«Больше всего на свете я люблю кино и им заниматься. Я всегда в него влюблена. Без кино я себя чувствую, как девочка, затерявшаяся в лесу – сразу начинаю искать юбку, а юбка – это и есть кино. Нужно обязательно ухватиться за нее и дальше брести по этой жизни».
«Я ненавижу войну. Я вообще не понимаю, как это можно — в XXI веке убивать друг друга. Это должно быть запрещено, как людоедство. Хотя людоедство я еще как-то могу понять, потому что голодные люди едят как животные. Но война — это омерзительная вещь. Ни ради какой территории, даже если ты назовешь эту территорию родиной, мы не имеем права убивать друг друга».
«А что еще есть, кроме своей точки зрения? Да ничего, на самом деле. Потому что все равно к этому возвращаешься — к своей точке зрения».
«Мне скучно говорить впустую. Слова я люблю, когда они нужны — у меня все фильмы говорливые. Я хотела бы снять немое кино, но не могу, не умею».
«Человеческая жизнь — страшная. В ней есть много всего хорошего, и она может по разному сложиться, но она страшная. Ты многого не знаешь заранее: не знаешь себя, не знаешь, что ошибаешься, не знаешь цену своих поступков. Ты постфактум что-то понимаешь про свои предыдущие виновности. Спрашиваешь: а чего я тогда об этом не подумал? А ты и не мог подумать. У тебя не было для этого мозгов или чувств. Не может щенок понимать то, что понимает взрослое животное».
«Я не встречала Чаплина, но он гений. Это мой первый любимый режиссер, с младенчества. Мама в детстве приводила меня в кинотеатр, где шли беспрерывные сеансы, и можно было входить на середине фильма и сидеть хоть целый день. Она меня сажала, на экране показывали Чарли Чаплина, и я смотрела по кругу одно и то же».
«Рассказывать, как снимается кино, — это глупо. Это как вы бы стали рассказывать мне, что такое любовь».
«Неважно, как выглядит режиссер. Неважно, помыл он голову или нет. Голова должна работать — и все».
«Вокруг все очень печально на самом деле. Вы можете что-то улучшить временно, но все улучшить вы не сможете. И искусством занимаешься для того, чтобы не обращать на это внимания. Это единственное, что остается. Кто-то пьет. А я снимаю кино. Потому что искусство – это утешение, наркотик, утеха, отрада, нарядность, декоративность. Вот мы делаем один маленький ювелирный предмет – а вы смотрите на него, не отвлекайтесь. И поверьте, что это мир и есть».
«Гламур – это когда неясно: то ли елочное украшение, то ли бриллиант. В этом есть и оскорбительное, и завлекательное. Гламурнее всего роскошный публичный дом. А также мираж. В этой колеблющейся прелести есть жизнь. В колеблющемся, мерцающем облике-обличье. Гламур – прелесть дешевки. Доступное. Потому что, как говорил Гете: «Длительное созерцание прекрасного тягостно для смертных».
«Человек — это тайна и загадка. Не я, а всякий человек».
А ЧТО ВЫ ДУМАЕТЕ ОБ ЭТОМ?