Современных детей в чем только не обвиняют: мало читают, безграмотны, кроме телефонов и социальных сетей их ничего не интересует.
Видимо, поэтому статусы в фейсбуке Анны Северинец, учителя русского языка и литературы Смолевичской гимназии, так выбиваются из общей массы. Она пишет о школе с любовью, о детях — с юмором. Читая ее посты, ловишь себя на мысли: школа — лучшее место на земле.
Учитель о новом поколении
На интервью Анна Константиновна пришла в джинсах и призналась: ее дети ходят в чем хотят, а самое главное — у них непричесанные мысли и смелые задумки. В беседе с нами Анна Северинец рассказала, почему лучше быть счастливым сантехником, чем несчастным профессором, отчего появляются «дутые» аттестаты и дипломы и для чего нужен здоровый пофигизм.
— Анна Константиновна, неужели современные дети настолько безнадежны, как сейчас принято об этом говорить?
— Помните, что было написано на шумерских табличках? Что дети просто ужасные, молодежь кошмарная, все пришло в упадок, а раньше все было по-другому. Поэтому воспринимать сетования на детей иначе, как со смехом, мне лично сложно. Любое поколение, приходя в состояние увядания и старости, начинает дурно отзываться о детях. Возможно, самореализуясь таким образом. Так что принимать за чистую монету слова о том, что молодежь нынче пошла не та, не стоит.
— А вы замечаете, что дети теперь другие? Наверняка же школьники 1990-х отличаются от современных?
— Дети типологически всегда одинаковые. В них живет острая жажда познания, непобедимая и инстинктивная, у них внутри «завод» на новое: все попробовать, все посмотреть. Сначала они повторяют, подражают, смотрят на маму и папу, воспроизводят их движения и манеру поведения, а потом растут — и начинается вот этот прекрасный возраст сопротивления и бунта, который нам, взрослым, так сложно переносить.
Ребенок, который не бунтует, вызывает значительно больше вопросов и подозрений, чем тот, который «воюет». Если вашему подростку 14 лет и он тихий, послушный и со всем соглашается, это повод серьезно обеспокоиться. В общем-то ребенок типологически должен пройти все эти этапы, но время, конечно, накладывает свой отпечаток.
Я пришла в школу в 1997 году. Дети тогда были… Как бы это назвать… Какие-то тревожные: они очень хотели любви и внимания, часто подходили ко мне, чтобы дотронуться до руки, постоять рядом очень близко, им очевидно не хватало какого-то человеческого контакта. Их родители жили в тяжелые времена.
— У них не хватало времени на любовь и ласку? Это были недолюбленные дети?
— Дело не в этом. Было просто очень тяжело. Время перемен. Помню, какими взрослые приходили на родительские собрания — уставшие, разочарованные, выпотрошенные этим миром.
Сегодня школьники другие — комфортные, они растут в хороших условиях. Теперь все знают, что у ребенка должна быть своя комната или как минимум свое выгороженное пространство. Должно быть личное время. Должен быть бытовой комфорт, хорошее питание, насыщенный отдых. Сегодня не идет речь о выживании, да и на детях очень многое сконцентрировано. Их сегодня очень осознанно растят.
Современные дети немножко дальше от учителя, он им больше не нужен в качестве мамы или взрослого, которого хочется подержать за ручку, к которому хочется прижаться. Я обобщаю, конечно, разные дети есть, но в целом вот такое наблюдается.
— Так это же хорошо.
— Это просто по-другому. Во всем есть свои плюсы и свои минусы. Это просто факт: мы все немного дистанцировались друг от друга, создаем вокруг себя своеобразный кокон, индивидуализируем собственный мир. Вот такие различия время, конечно, накладывает, а в целом — дети остаются детьми.
«Почему детям не дают сочинений «Был ли счастлив Франциск Скорина?»
— Все чаще слышно, что наши дети не умеют думать, они загуглят нужную информацию, за минуту найдут то, что надо, скопируют — вот и вся подготовка.
— Тут, конечно, напрямую мы виноваты. Учителя. Но никак не дети. Дети просто выполняют те задания, которые мы им даем. А мы, озадачивая их, очень сильно тормозим, как будто сейчас на дворе все еще XX век. Все доклады и рефераты нынешней общепринятой тематики можно сделать в google за пять минут.
К примеру, доклад на тему «Франциск Скорина». Разве его нужно готовить больше двух минут? Открываешь Википедию, копируешь, печатаешь. А что не так? А чего еще от них ждут? Что задали, то и сделали.
А вот если бы того же ученика попросили бы подготовить сообщение по теме «Издательская деятельность Франциска Скорины как бизнес-проект» — разве это можно сделать за пять минут? Сначала ребенок должен узнать, что такое бизнес-проект, потом почитать о Скорине, о его типографии, которая провалилась в итоге, а наш герой закончил жизнь королевским садовником.
Совсем другое дело, другой уровень подготовки, другой интерес, правда? Вопрос не в детях, понимаете?
Дети только и ждут, искренне хотят, чтобы у них спросили не про Франциска Скорину, все вот это вот навязшее в зубах википедийное, а что они думают касательно Скорины. Ведь можно дать вообще возмутительную тему сочинения: «Был ли счастлив Франциск Скорина?» Почему бы и нет? Пусть они докажут, что ему не очень-то везло ни в личной жизни, ни в бизнесе, порассуждают, что такое удача и счастье в рамках жизни человека. Ведь при всех этих обстоятельствах Скорину мы помним до сих пор и дела рук его живут и будут жить столько, сколько живет человечество.
Что есть удача, что есть успех, чем это измеряется? Был ли Скорина счастлив? Хотели бы вы его судьбы? А что было бы, если бы Скорины не было? Пусть спорят, доказывая, что Скорина — все равно молодец. Всем нам на самом деле хочется делать интересные, небанальные, парадоксальные вещи. Дети особенно этого хотят.
Они вообще очень хотят деятельности. Им все время нужно какое-то дело. Или сразу два, а то и три: современные дети полифункциональны. Нам это кажется неумением сконцентрироваться, неусидчивостью, гиперактивностью, а вдруг это — свойство людей нового века? Свойство людей, живущих в мультикультурном и разнонаправленном мире?
Сейчас таких все больше, если появилось свободное время, их прямо «носит»: то нитки мамины разбирают, то бисер складывают, то песок цветной, то еще что-то, и это после того, как домашнее задание переделали… Им нужно постоянно давать пищу для ума и дело для рук, а не дали — что ж, ловите их в соцсетях.
— Психологи бы сказали, что это нервное состояние у ребенка и пора показать его специалисту, раз не умеет расслабляться.
— И я не могу расслабиться, просто смотреть в потолок. А у детей такой природный напор, что им и не нужно расслабляться, они, как генераторы, должны все время находиться в движении. В конструктивном, свободном, счастливом созидающем движении. Не в тупом и бессмысленном выполнении чьих-то желаний, требований и мечтаний, а в собственно выбранной творческой деятельности. И не надо бояться их перегрузить — любимым делом нельзя перегрузиться. А если бы родители еще вылезли из их учебы и перестали бы торчать в детских головах, было бы вообще идеально.
«Максим Богданович был троечником, но это не помешало ему стать гениальным поэтом»
— Вы имеете в виду, что родители слишком жестко контролируют детей?
— Они вообще слишком серьезно находятся в головах детей относительно школы. Делают с ними домашние задания, сидят без конца рядом, контролируют оценки, твердят бесконечно: «Чтобы было не ниже 8». Нужно убрать это влияние и заменить на живой интерес без диктата.
— По-вашему, родители вообще не должны помогать детям с учебой? Даже в начальных классах?
— Смотря что мы понимаем под учебой. Если родители хотят, чтобы ребенок получал 9 и 10, это одно дело. Тут без диктата никак. Если просто справиться с учебой, научиться понимать, что интересно и что нет, расставлять приоритеты, принимать удачи и неудачи — это другое дело. Здесь понадобится любовь и живой интерес к собственному ребенку, а не к тому, чтобы ребенок осуществил мечты взрослого.
Желание родителей, чтобы ребенок был отличником, очень травмирует. Кому нужны эти 9 и 10? Максим Богданович был самым настоящим троечником, папу вызывали к директору чуть ли не каждую неделю. Разве это помешало стать ему великим поэтом?
Троечник Эйнштейн, прогульщик Стив Джобс или Марк Цукерберг, не закончивший Гарварда — мало ли примеров? Да в любом дворе достаточно.
Над нашими взрослыми сегодня висит вот это вот общее помешательство на успехе, им самим от этого тяжело, но они начинают давить на детей: «Ты должен быть успешным». Так вот — никто не должен учиться отлично, но хорошо бы всем учиться в удовольствие.
Прекрасный слесарь-сантехник может быть не менее счастлив, чем профессор Гарвардского университета. И оба одинаково могут быть несчастными вне зависимости от того, какие оценки у них были в школе.
— И еще сантехник у нас может зарабатывать больше профессора.
— Конечно, человек зарабатывает много тогда, когда занимается любимым делом. Можно «из-под палки» поступить в институт, стать программистом, и тебя, потому что ты плохой специалист, возьмут тестировщиком на 350 долларов. На эти деньги можно пойти мерчендайзером без всякого образования.
То есть оценки совершенно не показатель. Но поскольку все общество «закручено» на тему оценок, мы на выходе имеем людей с непонятными аттестатами и дипломами, в которых слова и цифры не имеют под собой никакого фундамента, которые не имеют никакого отношения к желаниям и умениям своего хозяина.
И рынок реагирует: никого сегодня особенно не интересует твой диплом, всем интересны в первую очередь твой опыт работы, портфолио и рекомендации. Причиной всему дутые оценки, аттестаты, дипломы.
То есть эта гонка за отметками ни к чему не приводит, кроме как к порочному кругу ничего не значащих бумажек с ничего не значащими цифрами в них. Мало того, дети, честно заслужившие свои девятки и десятки, в этом круговороте тоже могут затеряться.
«Люблю современных детей за то, что умеют игнорировать ерунду»
— Но ведь и учителя часто говорят: «Давай, поднажми, будешь отличником». Хотя изначально понятно, что ребенок не может и не хочет тянуть на 9 баллов нелюбимый предмет.
— Дети нового времени сейчас сталкиваются с учителями советской закалки. Наш старый подход ориентирован на результат, а не на сам процесс.
Современные школьники очень много читают американской литературы, смотрят западные сериалы, они пропитываются западной культурой и той свободой, которую она несет. Я даже не имею в виду внешнюю свободу проявлений, я имею в виду свободу внутреннюю. Там человеку уже во многом разрешено быть собой, а у нас — пока еще нет.
Наше традиционное общество все еще хочет, чтобы мы все приняли какую-то понятную другим форму, надели какую-то определенную и легко читаемую маску и вели себя соответственно общепринятым стереотипам. Отличник, двоечник, начальник, дурак.
Западный человек говорит: да, я вот такой «шурпатый», неудобный, принимайте меня таким. А у нас так не принято. У нас принято стыдиться своей «шурпатости», прятать ее подальше с глаз долой. В одежде, в поведении, в манерах, в выборе партнера, в конце концов. И оттого рождается острая ненависть к тому, что кто-то другой позволяет себе быть «иным».
— Возвращаюсь к теме счастливого сантехника. Ведь в школе постоянно твердят: не сдашь экзамены — будешь дворником.
— Я люблю современных детей за то, что многие из них умеют проигнорировать такие слова, с них все сходит как с гуся вода. Они слушают, могут даже делать покаянный вид, но многие вещи просто игнорируют.
— Так это пофигизм.
— И прекрасно! Значит, ребенок психически здоров и умеет справляться с внешним диктатом и манипуляциями. А почему он не должен быть пофигистом, если ему говорят в глаза откровенную ерунду? А еще лучше, если он смотрит на тебя, вежливо кивает, а потом отходит и все тут же забывает.
Но наши взрослые хотят иначе: раз я что-то сказал, то все дети пали ниц. Разве это хорошо? Любой взрослый может ошибаться. Так почему дети должны по поводу любых слов любого взрослого человека «заморачиваться»?
Конечно, если ребенка совсем «отпустить», то он со своей безумной энергетикой может «вылететь в космос». Поэтому какие-то рамки мы, взрослые, должны устанавливать. Общество так и живет: давление молодости изнутри сдерживается давлением зрелого поколения снаружи.
В идеале это должно быть сбалансировано таким образом, чтобы внутреннее давление все же было большим и выходило в какие-то грамотно устроенные и правильно открытые грамотными взрослыми «отверстия». Тогда будет движение вперед. А чем больше мы пытаемся наших детей задушить, тем разрушительнее случится взрыв.
«Детей, читающих с телефона, я вижу сразу: они не помнят героев, не помнят географических названий»
— А как родителю тогда нужно себя вести, чтобы не проживать вместе или вместо ребенка его школьную жизнь, но присутствовать в ней без давления?
— Сложно ответить однозначно. Мы все разные и имеем на это право: есть люди авторитарного склада, и они не смогут строить отношения с ребенком в демократическом ключе, есть мамы мягкие, есть — занятые, есть — гиперопекающие.
Мамы бывают разные, папы бывают разные, в каждой семье выстраиваются те или иные отношения, и они все имеют право на существование, если строятся на любви. Но нужно четко понимать: ребенок — равноправное с тобой существо в своих правах и обязанностях. Чем больше ты от него требуешь, тем больше прав он имеет.
Мы все еще по старинке, по привычке из тех времен, когда детей не считали за людей, разговариваем с ними свысока, давим авторитетом. Это запрещенный прием. Нет у взрослого априори данного ему авторитета.
Авторитет родителя зарабатывается не тем, что родитель — строгий, а совершенно другими вещами: когда взрослые делают что-то значительное (в системе координат ребенка), когда ими гордятся коллеги и может гордиться ребенок, когда они вместе смогли преодолеть сложную жизненную ситуацию.
В жизни каждого ребенка есть значимый взрослый, и не всегда он выбирает его в семье, иногда значимым может стать сосед, старший друг или популярный певец. У родителей всегда есть шанс занять это место, но нужно помнить: значимый взрослый никогда не будет давить, орать, приказывать, он будет всегда адекватен ребенку.
Если вы видите, что ребенок слишком увлечен каким-то виртуальным кумиром, это значит, что он не может найти значимого взрослого в своем окружении и вынужден придумать его себе сам.
— Вы говорили, что дети стали больше читать западной литературы. А как же разговоры о том, что они вообще ничего не читают, кроме сообщений «ВКонтакте»?
— Ну, во-первых, сейчас довольно сильно заметно расслоение: читающие дети читают много и хорошо, гораздо больше и лучше, чем мы в их годы, а массовый юный читатель читает плохо. В целом качество чтения действительно снизилось.
Как-то мне попадались на глаза статьи о том, что чтение с гаджетов и с бумаги принципиально различаются по качеству. Человек еще чисто биологически не готов к тому, чтобы полноценно расшифровывать электронную информацию. Ведь что такое чтение? Это превращение букв, палочек и крючочков, в картинку в голове.
Детей, читающих с телефона, я вижу сразу: они не помнят героев, не помнят географических названий, мелких деталей, знают только сюжетную линию. Поэтому массовый молодой читатель и тексты выбирает соответствующие: чтобы меньше «воды» (а ведь в воде-то и есть самая соль, самый смак чтения), зато больше сюжета.
В книгах вроде популярного сейчас «Дивергента» или некогда популярных «Сумерек» очень скудный словарный запас, бедный синтаксис, однообразная лексика.
Если брать так, то да, в массе своей дети меньше читают — в смысле качества. Но с другой стороны, ведь они постоянно имеют дело с текстом, пишут друг другу, читают сообщения. Они сегодня распознают и создают тексты в гораздо большем эмоциональном ассортименте, чем это умели мы.
Другое дело, что это уже не совсем стандартные тексты, и не те тексты, которые мы от них требуем. Вот тут где-то нужно искать точки соприкосновения с лингвистической реальностью, в которой они живут.
А то, что дети сейчас удивляют порой своей общей необразованностью и дремучестью — так разве к детям адресован этот вопрос?
«Очень неудобно, когда ребенка нет в социальных сетях»
— Кстати, вы как реагируете, если ребенок не выпускает телефон из рук?
— Что он делает на перемене, его святое право. Если мы говорим про уроки, иногда сама прошу школьников найти информацию в интернете, воспользоваться телефоном. Бывает, гиперактивный ребенок достает телефон в каких-то определенных, не мешающих учебному процессу ситуациях, я могу сделать вид, что не замечаю. Ну не умеет он иначе. Вы заметили, что современные дети умеют одновременно писать сочинение и слушать музыку?
— Вас это не раздражает?
— Меня, может, и раздражает, но при чем тут мое раздражение к тому, что ему так удобно? Раз он говорит, что так удобнее, значит, так оно и есть. Тем более если сочинение в итоге выходит хорошим. Недавно поймала себя на мысли, что мне самой некоторые тексты нравится писать под музыку.
Нужно просто принять: дети не могут без мобильного телефона в современном мире. Даже мне, учителю, неудобно, когда у ребенка нет страницы в социальной сети, с ним невозможно связаться в режиме онлайн, достучаться, когда это необходимо.
Плюс у детей в группах появляются свои мемы, свои темы для обсуждения, свои шутки, а этот, без аккаунта, ходит выброшенный из общей жизни: он не может ни пошутить со всеми на одном языке, ни поговорить.
Это неправильно, ребенок не может быть изгоем, а мы не можем приказать ему жить параметрами XX века.
— Вы часто говорите про личность, но разве в школе у ребенка есть возможность стать индивидом? Все ходят в одинаковой одежде, отвечают, когда спрашивают, делают то, что говорят.
— Сейчас школа гораздо больше, чем раньше, дает возможность ребенку почувствовать себя личностью — по крайней мере в теории. Но у нас из-за того, что многие взрослые остались корнями в прошлом, позитивные вещи, которые есть в наших программах и методиках, превращаются в профанацию.
К примеру, олимпиадное движение — совершенно блестящая вещь, но есть другая сторона медали: если гимназия не показывает на республиканских олимпиадах результата, ставится вопрос о ее существовании. И автоматически олимпиада превращается в ужас, когда школа вынуждена находить хоть какого-нибудь олимпиадника и драть с него три шкуры ради результата.
Олимпиадные дети — это ведь как стихия: то есть, то нет. Их невозможно конвейером производить. Но, выходит, надо. Зачем?
— Вы когда-нибудь представляли себе школу будущего? Какую картинку рисуете в голове?
— Тут надо понимать, что мои мечты полностью безответственны — я же не имею никакого понятия ни о финансах в образовании, ни о глобальных задачах вроде вступления в какие-то межгосударственные образовательные союзы и системы, так что мечтать я могу так, неглубоко.
Я представляю просторный кабинет, где есть большие шкафы, много книг, диваны, подушки, чтобы можно было удобно сесть, прилечь, а вокруг царит атмосфера платоновского лицея. Здесь есть свободный разговор, дискуссия, письмо от руки и чтение вслух.
Это не урок в современном понимании, теория — упражнение-теория, а свободный разговор на тему — но разговор подготовленных и заинтересованных людей. К примеру, зачем нужен «ь»? И вот садимся и 45 минут обсуждаем, а затем пишем письмо в Министерство образования с просьбой его отменить. Или оставить.
Сегодня не нужно часами твердить правила, объясняя прописные истины, все это можно дома посмотреть, где угодно, учитель не нужен для того, чтобы их объяснить, есть много учителей, которые прекрасно это сделали на YouTube, выложили замечательные видеоуроки.
Школьников нужно научить критически мыслить, в том числе и по поводу этих интернет-уроков, искать нестандартные подходы к информации, а не просто запихивать в голову аксиомы и теоремы. Хотя и это порой необходимо.
Могу сказать точно: с нашими детьми все прекрасно, дело не в них, а во взрослых, которые пытаются загнать их в XX век. Самое важное — это результат, на выходе мы должны получать не штампованных отличников, а счастливых людей, которые нашли свое предназначение в жизни. А там и знания подтянутся.опубликовано econet.ru. Если у вас возникли вопросы по этой теме, задайте их специалистам и читателям нашего проекта здесь.
Беседовала Катерина Борисевич
А ЧТО ВЫ ДУМАЕТЕ ОБ ЭТОМ?