Как получается, что умные, здоровые, веселые дети из «приличных» семей становятся зависимыми от алкоголя и наркотиков? У них есть поддержка и любовь родителей, множество возможностей для развития, развлечения для ума и сердца, друзья: чего им не хватает?
Селин Каплан, журналистка и мать, потерявшая 17-летнего сына, ставшего наркоманом, делится своим опытом.
20 сентября 1996 года после 14 часов схваток и кесарева сечения я встретила моего сына, Мишку Сезара. А 20 февраля 2014 года я потеряла его.
Когда впервые взяла его на руки, я была безмерно благодарна за то, что он здоров, а еще я просила высшие силы, чтобы он никогда не стал зависимым. Странная просьба, как может показаться, но я потеряла близкого друга, который стал наркоманом и умер у меня на руках, оставив сиротой трехлетнего ребенка.
Я знала, что наркотики сильнее материнской любви. Я хотела, чтоб моя клятва всегда могла защищать моего ребенка и всегда оставалась в силе. Но я не знала, что с рождением моего сына я пускаюсь в самое трудное путешествие в моей жизни.
Первый раз
Мишка был ярким, очаровательным, решительным и нежным ребенком. Он свободно говорил на французском и английском, он был ребенком мира, потому что я брала его с собой в командировки, потому что он навещал отца, который жил где-то между Швейцарией и Тайландом. У Мишки было превосходное чувство юмора, он был не по годам мудр. Во многом он был «не по годам».
Ему было 12 лет, когда он начал курить сигареты и марихуану, хотя (а, возможно, и потому что) он ходил в очень крутую нью-йоркскую школу для французских экспатов. Школьные программы по профилактике наркомании говорят о том, что именно так начинается у всех, но первая затяжка или первая банка пива оказывают разный эффект на разных людей.
Если у человека после первого же раза возникает зависимость, то она будет только возрастать.
Та моя просьба в день рождения моего сына частично была связана с этим. Это заболевание любит невысказанное и припрятанное, зависимость растет там, где нет света. И часто никто ее не диагностирует, пока не становится слишком поздно. Пока вкус первой затяжки не пустит тебя вниз по наклонной, вверх по которой взобраться невозможно.
Вниз по наклонной
Ему было 12 и он курил травку: я немедленно обзвонила родителей других детей. Нам так часто кажется, что все это легко исправить с помощью любви, внимания, разговоров и посещения полицейского участка, чтобы припугнуть ребенка.
Моя мать покончила жизнь самоубийством, когда мне было 10 лет, и я знала, что такое горе, как с ним справляться, я верила, что ничего подобного со мной не повторится. Молния два раза в одно место не попадает. Я верила, что моя решимость и сила воли не дадут случиться ничему подобному. Это не могло произойти снова, потому что так было бы несправедливо.
Но мой сын все-таки покатился по спирали вниз. Он пробовал все более сильные наркотики.
В 14 лет он отрицал свою зависимость, был арестован, отправлен в больницу, сбежал оттуда и несколько недель бродяжничал.
Я думала: «Господи, ну ведь достаточно сказать этим гадостям «нет»!»
А мой сын думал, что он непобедим, что ничего с ним не случится.
Я думала, что ему надо сменить обстановку, компанию, школу, которые на него плохо влияют. Найти лучшего доктора, другие лекарства.
В 15 лет мой сын уже два раза прошел курс реабилитации, имел один арест и был исключен из трех школ: в Нью-Йорке, Париже и Тайланде.
И тогда мне пришлось признать, что перед зависимостью я бессильна. Я не была ее причиной, я не могу ее контролировать и не могу вылечить.
Мой сын пошел на встречи анонимных алкоголиков, а я — в группу Al Anon, для родственников и друзей зависимых людей.
Что мы пережили
Я была в разводе, тратила все свои деньги на лечение Мишки, на то, чтобы сопровождать его везде по дороге в школу, в клинику. Я платила, платила, платила докторам и психологам, и частным детективам, — тогда, когда он исчезал из дома. Эти недели, когда он пропадал, были самыми худшими. По крайней мере, я так думала.
А болезнь прогрессировала, ее ничто не могло остановить. Иногда ее наступление замедлялось. Каждый день был похож на американские горки, страх смерти стал моим постоянным спутником.
Мы прошли все это вместе: тюрьма, скорая помощь, реабилитация, ограбление, любовь, слезы, безнадежность, смех, надежда, безумие, встречи анонимных алкоголиков, и каждый раз это все повторялось.
Каждый час пять лет подряд это происходило: такова жизнь, если ты любишь кого-то с зависимостью и этот кто-то — твой сын. 24 часа в сутки вы будете делать все, чтобы понять, молиться, надеяться, утешать, плакать, кричать.
Что я еще могла сделать? Моя любовь не смогла ни уберечь, ни спасти моего ребенка от зависимости. Вы же не упрекнете больного раком ребенка в том, что он не может перестать болеть?
Вся моя жизнь стала поиском лечения, докторов, методов. И среди этого всего были моменты «просветления»: мой сын демонстрировал благодарность, иногда казалось, что все хорошо, иногда он так правильно и мудро рассуждал. Я думала, что он наконец выберется.
Он собирался выйти из клиники, где был на реабилитации год, снова пойти в школу, продолжать ходить на встречи анонимных алкоголиков, быть дома, со мной. А потом — и в университет, почему бы и нет? Я тогда поняла, что с болезнью его мы будем до конца дней жить, но все будет легче, лучше, — ведь должен быть этот свет в конце туннеля длиной в пять лет.
Одним холодным февральским днем
Мне оставалось только молить Бога, чтобы все шло, как идет — медленно, но к улучшению. Но одним холодным февральским днем мой 17-летний сын умер от передозировки наркотиков и алкоголя. Три года назад он умер у меня на руках в больнице, где за его жизнь врачи боролись долгих 20 часов. Он ушел. Ушел. Потому что дилер продал ему какую-то дрянь за деньги, которые ему дал какой-то так называемый «друг». Он ушел, а я не могу в это поверить. Зависимость убила его за пять лет, несмотря на то, что мы так активно с ней боролись с первого дня.
В общей сложности Мишка проходил лечение в семи разных структурах, я бы и дальше платила все до последней копейки, лишь бы его дальше лечили. Как собственник PR-компании я была счастлива, что могу позволить себе все эти расходы на моего сына.
Но исходя из опыта, теперь я могу сказать, что результаты дает только 12-шаговая программа (программа реабилитации для алкоголиков, наркоманов, наркозависимых и созависимых, — прим.ред.). Она работает, если ты работаешь. Никаких пустых обещаний. Болезнь это не лечит, но помогает подняться со дна.
Я только недавно нашла в себе силы начать помогать другим семьям, где есть люди, больные зависимостью. Я стала выступать и собирать деньги для тех, у кого нет денег на лечение близких (один месяц в реабилитационной клинике стоит 000). Я хочу помочь сделать этот мир свободным от наркотиков, убедить родителей и детей не терять надежды.
Прошло больше трех лет с того дня. И я не верю сама себе, что жива. По какой-то странной причине я еще не умерла. Я не чувствую вины, только бесконечную грусть. Мне не хватает его каждую минуту. Для беспокойства за него в каждую секунду, которое занимало все мое время, больше нет места.
Но для вас, если ваш ребенок зависим или вы сами боретесь с зависимостью, — для вас есть место в этой жизни и есть надежда.опубликовано econet.ru
/* */