Новая поведенческая экономика
Экономист из Чикагского университета Ричард Талер в этом году был удостоен Нобелевской премии по экономике. Журналист Майкл Льюис рассказал, о чем говорится в книге Талера «Новая поведенческая экономика».
Я не уверен, что мы живем в эпоху нестабильности, или даже просто в эпоху, которая во все горло кричит о своей нестабильности, но так или иначе — за последнее десятилетие многое было переосмыслено.
Самые большие потрясения пришлись на те сферы, где руководители принимают решения инстинктивно: политические кампании, здравоохранение, военные кампании, профессиональный спорт.
Очевидная причина хаоса — это всеобщая доступность и дешевизна вычислительных мощностей: люди, ищущие преимуществ в любом бизнесе, теперь могут собирать и анализировать всевозможные ранее недоступные данные.
Менее очевидная причина заключается в идее, что теория может превзойти человеческий опыт.
Люди (даже эксперты) и отрасли (даже не новые) не застрахованы от систематических крупных ошибок. Не стоит думать, что рынку заранее известно все обо всем — во многом потребители сами управляют теми или иными экономическими процессами.
Существует довольно длинный список интеллектуалов, которые активно распространяют эту революционную идею. Во главе этой идеи стоит экономист Ричард Талер, который опубликовал странные и интересные профессиональные мемуары под названием «Новая поведенческая экономика».
Странные — потому что они написаны более остроумно и затрагивают более личные темы, чем принято в среде писателей-профессоров. Интересные — потому что рассказывают не только о карьере Талера, но и о сфере поведенческой экономики, которая изучает реальных людей, а не рациональных оптимизаторов классической экономической теории.
В течение удивительно долгого времени поведенческая экономика была не более чем набором странных наблюдений Ричарда Талера, которые он фиксировал скорее из любопытства и не планировал строить на этом целое новое направление.
Его «первые шальные идеи» начали проявляться еще в аспирантуре во время написания диссертации. Он решил рассчитать стоимость человеческой жизни — чтобы, скажем, правительство могло решить, сколько нужно потратить на усовершенствование техники безопасности и ситуации на дорогах. Звучит как вопрос без четкого ответа — однако Талер говорит, что люди ясно отвечают на него каждый день, когда получают деньги за риск умереть на работе.
Талер вспоминает: «Я задумал получить данные о показателях смертности в различных профессиях. Опасные, такие как работа в шахтах, лесоповал и мойка окон небоскребов, нужно было сравнить со сравнительно безопасными, такими как работа на ферме, за прилавком или в прачечной. Рискованные рабочие места должны оплачиваться выше — иначе зачем туда устраиваться?»
Используя данные о заработной плате и таблицу количественных показателей смертности на той или иной работе, он смог определить, сколько нужно доплачивать людям за то, чтобы они рисковали своей жизнью. (По предварительным расчетам, текущая ценность американской жизни составляет 7 млн долларов.)
Но на достигнутом он не остановился. Эта готовность отвлечься непосредственно от поставленной задачи в дальнейшем станет определяющей характеристикой поведенческих экономистов, наряду с множеством других черт, которые обычно чужды экономистам, зато часто встречаются у детей: умение удивляться, склонность задавать вопросы, которые ставят в тупик и несогласие с представлениями взрослых об интересных вещах.
Такие люди искренне радуются, когда делают какое-нибудь бытовое открытие: например, что фанаты здорового образа жизни, скорее всего, пойдут в спортзал на следующий день после получения зарплаты, или что на скачках игроки охотнее ставят на лошадь с небольшими шансами в конце дня, а не в начале.
Помимо расчета рыночной цены человеческой жизни Талер решил развлечь себя опросом реальных людей на тему того, сколько денег они хотят за смертельный риск.
Начал он со своих студентов: профессор попросил их представить, что его аудитория — рассадник редкой смертельной болезни. Риск заразиться — 1 из 1000, а доза антидота всего одна. Сколько они готовы заплатить за это?
Затем он задал им тот же вопрос по-другому: какую плату они хотят за то, чтобы посещать лекции, где есть 1/1000 шанс стать жертвой редкой смертельной болезни, излечиться от которой невозможно?
Вопросы звучат практически одинаково, но ответы разительно отличаются друг от друга. Например, люди говорили, что готовы отдать 2 тыс. долларов за антидот, но требовали 500 тыс. за риск заражения вирусом.
Талер пишет: «Экономическая теория и другие научные направления хором утверждают, что ответы должны быть одинаковыми. Это было бы логично... Для экономиста такие результаты загадочны и нелепы. Я показал их своему научному руководителю, и он посоветовал мне не тратить время на ерунду и вернуться к работе над диссертацией».
Вместо этого Талер начал составлять список человеческих решений и поступков, которые не вязались ни с экономическими моделями, ни с рациональным выбором.
В его заметках фигурировал парень, который хотел пойти на футбол, но передумал, когда увидел, что пошел снег. Потом, осознав, что билет уже куплен, он передумал снова.
Другой парень отказался заплатить за то, чтобы его газон постриг садовник, но в то же время не согласился постричь лужайку соседа за .
Одна женщина 10 минут ехала до магазина, чтобы успеть на скидку в на покупку радиоприемника с таймером за . При этом она отказалась потратить такое же время на поездку, чтобы сэкономить те же при покупке телевизора за 5.
Талер ставил эксперименты даже на своих гостях: он приглашал на ужин разных людей, и некоторым перед основной трапезой предлагал огромную чашу с орехами. Бедолаги съедали так много, что на сам ужин места в желудке уже не оставалось. В следующий раз, приглашая в гости тех же людей, Талер не предлагал им орехи — и они были гораздо более довольны вечером. И так далее.
Люди, которые читали список Талера, вполне могли просто пожать плечами и сказать: «Здесь нет ничего такого, о чем не знает любой хороший продавец подержанных автомобилей».
В том-то и дело: для любого, кто прислушивается к себе и обращает внимание на окружающих, очевидно, что мы не максимизаторы или оптимизаторы. Мы не подчиняемся логике, а иногда и здравому смыслу.
В начале 1970-х, когда Талер был студентом, его преподаватели не заявляли, что люди совершенно рациональны. Они утверждали, что человеческая иррациональность не имеет значения для экономической теории, поскольку она не носит систематического характера. Ее, якобы, нельзя всерьез считать причиной несоответствия теории и фактов.
Взгляните на работы Амоса Тверски и Даниела Канемана, психологов Еврейского университета в Иерусалиме. В конце 1960-х они вместе ринулись на поиски доказательств того, что странные, бесполезные и бессмысленные решения, которые принимают люди — это не необъяснимая случайность, а фундаментальная составляющая человеческой природы. Более того, люди не просто изредка иррациональны — они систематически иррациональны, а также склонны делать радикальные выводы, располагая недостаточной информацией.
Их предпочтения отличаются неустойчивостью. Стоя перед выбором между двумя вещами, они реагируют не на сами вещи, а на их описания.
А еще реакция людей зависит от того, что на кону: потеря или приобретение. Возможно, это самый важный вывод. Скажите человеку, что у него есть 95-процентный шанс выжить в операции, и он согласится на нее скорее, чем если сообщить ему, что есть 5-процентный риск умереть.
Тверски и Канеман убедили целое поколение интеллектуалов, в том числе множество умных молодых экономистов, в существовании новой модели человеческой природы. Талер обратился к их трудам, поддержал их тезис и создал новое направление.
20 лет назад, когда Талер получил постоянное место при Чикагском университете, один репортер спросил другого выдающегося чикагского экономиста, чьи заслуги были признаны задолго до развития поведенческой экономики, в которой он явно не видел смысла, почему он не выступил против номинирования Талера. «Потому что каждое поколение должно совершать собственные ошибки», — ответил он.
Сегодня Талер — президент Американской экономической ассоциации и постоянный кандидат на Нобелевскую премию. Возможно, его наградили ошибочно, и вся его работа — плод недоразумения. А может быть, он во всем прав. Время покажет.опубликовано econet.ru
/* */